Нашла в запасинках

[omegaisme]

Когда-то давно перевела с испанского этот рассказ Анны Марии Матуте, а тут вдруг попался он мне на глаза. Дай, думаю, выложу, мало ли, вдруг кому интересно будет почитать.

Анна Мария Матуте
Дон Паясито

В бабушкиной усадьбе среди работников был один старик, которого звали Лукас де ла Педрерия. Этот Лукас де ла Педрерия, говорили, был пройдохой, но бабушке он очень нравился – и ещё он всегда рассказывал всякие истории о том, что с ним приключилось давным-давно.
- Объездил я весь свет, - говорил он. – И всегда терпел кораблекрушения. И вот, как-то раз был я на Яванских островах…

Дочитать

Истории Лукаса де ла Педрерия смешили взрослых. Но не нас, детей. Потому что Лукас был самым необычным существом на свете. Мы с братом так любили его, так восхищались им и боялись его, как никогда и никого больше. Лукас де ла Педрерия обитал в самой последней хижине, у самого бабушкиного леса. Жил он один, и сам себе готовил похлёбку из мяса, лука и картошки, которой иногда угощал нас со своей костяной ложки. Одежду свою он всегда стирал в реке. И был он такой старый, что говорил, будто потерял свой последний год жизни и всё никак не мог с ним встретиться. И всегда, когда только могли, мы ходили в хижину Лукаса де ла Педрерия, потому что никто до сих пор не рассказывал нам о том, о чём говорил он.
- Лукас! Лукас! – звали мы его, когда видели, что он не сидит у дверей своей хижины.
Он смотрел на нас. Его волосы, совсем белые, падали ему на лицо. Он был щуплый, скрюченный и всегда говорил почти что стихами. Странными такими стихами, которые иногда и на стихи-то были не похожи, но нам они казались от того ещё лучше.
- Глазки-фонарики, - говорил он. – Кто это тут меня ищет?
Мы медленно подходили, полные этого особого сладостного ужаса, который испытывали рядом с ним (как когда ты стоишь на кладбище, а вокруг тебя вьются чёрные бабочки, и ветер, и зелёные блики).
- Мы хотим увидеть дона Паясито, - говорили мы тихо-тихо, чтобы никто нас не услышал. Никто, кроме него, нашего волшебника. Он поднимал палец, тёмный, похожий на сигару у него в зубах:
- Таитесь, шепчете, злейшие злодеи с острова злодеев!
Он всегда звал нас «злейшими злодеями с острова злодеев». И нам это нравилось. А ещё он говорил, обращаясь к нам: «Злые, грешные воронята». И нам казалось, что в груди у нас словно что-то взлетало, как разноцветные воздушные шарики.
Лукас де ла Педрерия усаживался и просил показать ему руки:
- Давайте сюда ваши руки, погадаю, расскажу всё, что у вас на сердце лежит…
И мы протягивали ему руки ладошками вверх. И сердце колотилось в груди, словно и правда здесь, на ладонях можно было прочесть, чего мы боимся и от чего хохочем.
Он оглядывал наши руки со всех сторон, и с ладошки, и с другой стороны, и говорил:
- Ручки-палочки, ай да ручки-бедняжки…
Так он приговаривал и несколько раз плевал на землю. А мы прикусывали губы, чтобы не рассмеяться.
- Ты уже три раза подряд соврал, как святой Пётр! – сказал ему мой брат, а потом покраснел и замолчал. Иной раз Лукас говорил правду, а иной – нет. Но кто же станет спорить с Лукасом де ла Педрерия?
- Ты, сластёна, чёрное сердце, спрятал крупинки золота на дне реки, как злые рыбаки на Яве…
Почему-то он всегда говорил о злых рыбаках с Явы. Я тоже молчала, потому что кто же знает, кто на самом деле спрятал крупинки золота на дне реки. Могла ли я утверждать, что это было враньё? Да нет, не могла.
- Пожалуйста, ну пожалуйста, Лукас, мы хотим увидеть дона Паясито…
Лукас задумался, и, в конце концов, сказал:
- Прыгайте и бегайте, чертенята, потому что вот идёт дон Паясито из пещеры! И горе вам, горе, если не прибежите вовремя.
Тогда мы с братом бежали в лес. И когда мы входили в лес, мы тихо пробирались среди стволов деревьев, а солнечные лучи, мерцая, как звёзды, пронизывали кроны деревьев. Мы бежали к камням – там, дальше, была пещера дона Паясито, нашего тайного друга.
Мы добегали до входа в пещеру. Было слышно каждый удар сердца в горле; лица у нас горели, и мы прижимали руки к груди, чтобы сердце не выпрыгнуло.
Через несколько мгновений появлялся дон Паясито. Он приходил, завернувшись в красный плащ с жёлтыми звёздами. И ещё у него была высоченная голубая шляпа, жёлтые волосы и прекрасная, удивительно белая маска, похожая на луну. Правой рукой он опирался на посох, на конце которого были очень красивые красные бумажные цветы. А в другой руке он нёс золотые бубенчики, оглашавшие лес звоном.
Мы с братом подпрыгивали и делали реверансы. Дон Паясито, как король, вступал в пещеру, а мы следовали за ним.
Внутри пахло животными, потому что иногда пастухи по ночам загоняли туда свои стада. Дон Паясито преспокойно зажигал фонарь, а потом садился на большой камень посреди пещеры.
- Что вы мне сегодня принесли? - спрашивал он нас утробным голосом
Мы шарили по карманам и находили монетки, которые утащили для него. Дон Паясито любил серебряные монеты. Он их внимательно рассматривал и прятал под плащ. А потом из-под плаща же доставал маленький аккордеон.
- Спляши нам ведьму Тимотею! – просили мы.
И дон Паясито плясал. Плясал, прыгал и кричал под аккомпанемент аккордеона. Плащ раздувался от его прыжков, а мы прижимались к стенам пещеры, не зная, то ли смеяться нам, то ли прыгать. Потом он просил у нас ещё денег. И снова пускался в пляс, на сей раз исполняя «танец заплутавшего дьявола». И мелодии его были прекрасными и странными. Мы давали ему монетки, а он пел и танцевал. А когда деньги кончались, дон Паясито падал на пол и притворялся спящим.
- Кыш, кыш, кыш! – кричал он нам. И мы в панике бросались в лес.
Однажды – мне как раз исполнилось восемь – мы пошли в хижину Лукаса. Мы хотели повидаться с доном Паясито. Если Лукас его не звал, дон Паясито никогда не появлялся.
Но в хижине было пусто. И тщетно мы его звали. Лукас нам не ответил. В конце концов, мой брат, бывший смелее меня, открыл деревянную дверцу. Я, прячась у него за спиной, тоже заглянула внутрь. В хижину через неплотно прикрытое окно проникал очень слабый свет. Пахло очень плохо. Там уже давно никто не жил.
Лукас лежал на своей узкой койке, не шевелясь и очень странно глядя в потолок. Сначала мы ничего не поняли. Мой брат его окликнул. Сперва он позвал его тихонько, а потом очень громко. Я сделала то же самое.
- Лукас, Лукас, злобный ворон с острова злодеев!..
Мы громко рассмеялись, когда Лукас нам не ответил. Мой брат принялся его тормошить. Но тот был холодным, и, потрогав его, мы ужасно испугались. В конце концов, раз он нам не отвечал, мы его оставили в покое. Мы начали искать что-нибудь интересное и, осмотрев всю хижину, нашли очень старый чёрный сундук. Мы его открыли. Внутри сундука был плащ, шляпа и печальная белая маска дона Паясито. А ещё там были монеты, наши монеты, блестевшие среди прочих вещей, как бледные звёзды.
Мы с братом замолчали. А потом сразу же разревелись. Наши слёзы падали на маску и ручейками сбегали на дно сундука. Мы плакали, плакали отчаянно и кричали:
- Умер дон Паясито, ой, умер дон Паясито!..
И все видели и слышали, но никто не понимал, что мы говорим и кого оплакиваем.